Глава 2. Величайшая опасность: апатия, или отупение души и сознания

Уничтожение мира в течение нашей жизни
делает нас наполовину сумасшедшими и даже
больше.
Уничтожить то, что было дано нам с
доверием: как мы сможем это перенести?

Венделл Берри
Berry W. From Sabbaths 1987-1990.– Golgonooza Press, 1992.

Великий поворот возникает как ответ на то, что происходит в мире. Он включает в себя как понимание опасности, так и руководство к действию. Как сознательные существа, одаренные различными видами чувств, мы запрограммированы на реакцию: мы моментально отпрыгиваем с пути несущегося на нас грузовика, бросаемся тушить пожар, ныряем в озеро, чтобы спасти ребенка. Способность к ответной реакции на протяжении всей нашей эволюции является отличительной чертой всего живого; она позволяет нам адаптироваться к новым проблемам и выработать новые качества. Она способствует выживанию целых групп и сообществ в том случае, если их члены обладают необходимой информацией и свободой действия. Говоря терминами систематики, реакция на опасность является функцией обратной связи – информационной петлей, которая соединяет восприятие с действием. Соответствующая реакция зависит от разблокирования цикличной обратной связи.

Но в нашей ситуации все не так просто. Опасности, угрожающие жизни на Земле, настолько обширны и беспрецедентны, что в это трудно поверить. Сами сигналы опасности, которые обычно приковывают наше внимание, волнуют кровь и сплачивают нас для совместных действий, в данной ситуации производят обратный эффект. Они заставляют нас жить с шорами на глазах и заниматься личными делами. Наше стремление уклониться от действий поддерживает существование мультимиллионных корпораций, которые уверяют нас, что все наладится, если мы купим какой-то определенный дезодорант или машину. Мы едим мясо искусственно выращенных животных и искусственно выращенные овощи, зная о пестицидах и гормонах, в них содержащихся, однако предпочитаем не думать о том, какой вред они могут причинить. Мы покупаем одежду и не смотрим, где она сделана, не желая осознать, что она может быть произведена на предприятиях, на которых рабочие подвергаются жестокой эксплуатации. Мы не утруждаем себя участием в выборах или же голосуем за каких-то кандидатов, хотя и не верим, что они будут заниматься настоящими проблемами, и, несмотря на весь предыдущий опыт, надеемся, что они вдруг проснутся и станут активно действовать, во имя нашего спасения. Неужели мы превратились в черствых нигилистов? Или нам уже все равно, что станет с жизнью на Земле?

На первый взгляд, может так и показаться. Многие реформаторы и активисты осуждают общественную апатию. Для того чтобы расшевелить нас, они открывают еще более ужасную информацию, как будто мы не знаем, что наш мир в беде. Они ворчат и читают проповеди про моральные обязанности, как будто нам это безразлично. Их вопли и увещевания заставляют нас лишь все упорнее скрываться за зашторенными окнами и изо всех сил сопротивляться тому, что захлестывает нас, что кажется слишком сложным, неподвластным нашему контролю. Поэтому было бы неплохо разобраться, что же такое апатия, понять ее с уважением и состраданием. Apatheia – это греческое слово, которое буквально означает «не-страдание». Согласно этимологии этого слова, апатия – это неспособность чувствовать боль или отрицание ее. Что же это за боль нашего времени, которую мы чувствуем и на которую в то же время отчаянно пытаемся не реагировать? Природа этой боли отлична от той, которая была известна древним грекам; она имеет отношение не только к потере достатка, здоровья, репутации или к потере тех, кого мы любим; речь идет о потерях, настолько грандиозных, что мы вряд ли можем даже назвать их. Это боль за мир.

БОЛЬ ЗА МИР

Репортажи новостей и окружающая нас жизнь оглушают нас сигналами бедствия – о безработице и бездомных семьях, о ядовитых отходах и о свирепствующем где-то голоде, о продаже оружия, войнах и подготовке к ним. Они вызывают у нас страх, гнев, скорбь. И хотя мы и не всегда демонстрируем свои чувства другим, однако в силу нашей человеческой природы мы не можем их не разделять.

Сохранять ясное сознание в нашем мире – это значит, осознавать массовые страдания и беспрецедентную угрозу существованию.

Даже сами слова «страх, гнев, скорбь» не могут адекватно передать чувства, которые мы испытываем, ибо эти слова обозначают эмоции, издревле знакомые нам как виду. Чувства, которые одолевают нас сегодня, не могут отождествляться с древним ужасом перед смертью, «сердечной болью и тысячью тех природных болячек, которые наследует наша плоть». Источником их является не озабоченность личными проблемами, а понимание коллективного характера страданий – переживание за будущее видов, за наследие предков, за нерожденные поколения, за живое тело Земли.

То, чем мы занимаемся, сродни первичному значению сострадания: «страдание вместе с ...». Мы мучительно переживаем из-за того огромного целого, частью которого мы являемся. Это и есть та самая боль за мир, которая проявляется в каждом из нас.

Никто не свободен от этой боли, так же как никто не может существовать независимо и сам по себе в безвоздушном пространстве. Эта боль естественна, как пища и воздух, которые поддерживают в нас жизнь и позволяют оставаться людьми. Она неотделима от потоков энергии, материи и информации, протекающих через нас и обеспечивающих наш статус открытых взаимосвязанных систем. Мы не изолированы от мира, а являемся его компонентами, как клетки тела. И, когда тело травмировано, мы тоже ощущаем эти травмы. Когда тело слабеет и поддается болезни, мы чувствуем эту боль, независимо от того, обращаем мы на это внимание или нет.

Боль – это цена, которую приходится платить за сохранение сознания в мире, полном страданий. Это не только естественный, но и абсолютно необходимый компонент нашего всеобщего исцеления. Как и во всех организмах, болевая реакция существует для определенной цели – это сигнал предупреждения, после которого должно последовать неотложное лечение.

Таким образом, проблема состоит не в том, что мы испытываем боль за мир, а в том, что мы ее подавляем. Наши усилия, направленные на то, чтобы обойти или притупить ее (что в терминах теории систем означает попытку прервать циклическую обратную связь и блокировать эффективную ответную реакцию) являются тщетными.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИЧИНЫ ПОДАВЛЕНИЯ

Никакая внешняя власть не заставляет нас молчать, по крайней мере в Северной Америке. Никакая физическая сила не мешает нам использовать наше мужество и творческий потенциал для защиты жизни на Земле. Что же тогда мешает реакции как индивидуумов, так и всего общества? Давайте сначала обратимся к психологическим причинам подавления боли за мир, а затем к причинам, которые проистекают из экономических и социальных факторов.

Страх перед болью

Наша культура заставляет нас рассматривать боль как нарушение функций организма. У нас есть таблетки от головной боли, болей в пояснице, невралгии и предменструального напряжения – но не существует лекарства против боли за наш мир. Даже крепкие спиртные напитки здесь не помогают. Разрешить себе лелеять собственные страдания за мир не только болезненно, но и устрашающе; это угрожает нашей способности справляться с повседневной жизнью. Нас пугает, что, позволив себе в полной мере испытать эти чувства, мы можем впасть в депрессию, потерять контроль над собой или навсегда в них погрязнуть.

Боязнь отчаяния

Чувство всеобъемлющего смысла нашей жизни необходимо нам как кислород. Мы можем встретить и героически вынести тяжкие лишения, пока уверены в цели нашего существования, ценности наших действий, независимо от того, определяем ли мы их, подобно стоикам, как формирование собственной личности или, как первопоселенцы, создаем новую нацию. Но теперешний кризис, если мы смеем взглянуть на то, что он предвещает, представляет собой перспективы таких беспрецедентных потерь, которые угрожают превратить в бессмыслицу все, во что мы верим. Поэтому, чтобы не лишать наши жизни смысла, мы отворачиваемся. Мы боимся, что, как только мы признаемся в отчаянии, хотя бы самим себе – как только мы позволим себе его почувствовать, – мы будем морально парализованы.

Для людей верующих перспектива потерять надежду особенно страшна. «Бог не позволит, чтобы это случилось», – думают или пытаются думать многие из нас, когда картины массового уничтожения всплывают в нашем сознании. Даже возможность простого приятия этих образов уже противоречит нашей вере в любящее и могучее божество и в само совершенство мироздания. Является ли чувство отчаяния признаком ненастоящей веры?

Все основные религии мира призывают нас открыться страданию, которое мы видим вокруг нас. Иудейские пророки, Иисус Христос, любой бодхисаттва или мусульманин, в сердце которого коренится чувство братства, – все они, как и носители других священных учений, взывают к такому состраданию. И все же мы постоянно забываем о призыве вобрать в себя муку нашего мира. Предполагая, что наш Бог, возможно, слишком слаб или слишком ограничен для того, чтобы охватить эту боль, неуверенные в том, что Бог встретит нас посреди этой тьмы, мы колеблемся, прежде чем позволить себе испытать ее, ибо не хотим чтобы наша вера была предана сомнению или оказалась фальшивой.

Опасение показаться психически неполноценным

«Будь общительным». «Улыбайся». Наше общество приобщает нас к культу оптимизма. «Если вы не можете сказать что-либо хорошее, не говорите вообще ничего», увещевали нас с самого детства.

Жизнерадостная уверенность в будущем являлась признаком американского характера и была предметом национальной гордости. Желание подражать этому образу распространяется теперь в глобальной монокультуре, созданной транснациональными корпорациями. Преуспевающий человек, каким нам его представляют в рекламе и во время избирательных кампаний, преисполнен оптимизма. В таких условиях чувства муки и отчаяния за наш мир могут рассматриваться, как отсутствие уверенности в себе и необходимой компетентности.

Сомнение в собственном интеллекте

Многие из нас неохотно выражают свое беспокойство из-за опасения выказать свое невежество, вступая в споры, требующие недоступных нам фактов и цифр. Условия, определяющие наше существование, сложно переплетены и недоступны пониманию.

Практика мировой экономики принуждает нас полагаться на экспертов – ученых, экономистов и политических деятелей, которые рассказывают нам об отсутствии связи между ядерными станциями и раком молочной железы, распылением пестицидов и астмой, торговыми соглашениями и безработицей. Легко усомниться в собственных суждениях, особенно, когда многие согласны со всем, что происходит вокруг. Эта интеллектуальная робость, столь удобная для власть имущих, препятствует пониманию того, что наши переживания являются обоснованными.

Боязнь ощущения вины

Вряд ли кто-либо из нас, живущих в обществе индустриального роста, свободен от подозрения в том, что мы находимся в сговоре с людьми, причиняющими вред живым существам и всему живому телу Земли. Трудно участвовать в социальной и экономической жизни, не питаясь, не одеваясь и не передвигаясь за счет мира природы и благосостояния других людей. Как пишет Питер Марин в эссе о нравственной боли: «Многие из нас страдают от неопределенного рудиментарного чувства предательства, неправильного поступка, не к месту и не вовремя сказанного «да» или «нет», общей вины, каким-то образом возложенной на нас, неудобства от того, что у нас есть два пальто, в то время как другие не имеют ни одного, или от того, что мы имеем слишком много, в то время как другие имеют слишком мало – но и это чувство со временем проходит, так же, как проходит и наша жизнь».

Мы несем в себе и остаточное чувство ответственности за массовые акции насилия, совершенные нашими правительствами. Наше наследие включает в себя огромное бремя – чувство вины за уничтожение коренного населения Америки, порабощение африканцев и притеснение их потомков, ядерная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки, Вьетнам и война в Персидском заливе, подавление освободительных движений в Центральной Америке, стимулирование продажи оружия на мировом рынке и поощряемая ЦРУ торговля наркотиками. Этот болезненный список можно продолжать. Мы же предпочитаем прятать мусор под ковриком, потому что нам крайне неприятно испытывать чувство вины – это абсолютно противоречит нашим представлениям о самих себе. У нас нет ни терпения, ни опыта для переживания коллективной вины, но мы можем учиться этому. Другие правительства – Канады, Южной Африки, Японии, Германии, Англии – сегодня показывают, что можно с достоинством признать моральную вину и что это действует исцеляюще. Но пока мы не научимся иметь дело с нашим чувством вины, мы будем от него отгораживаться – и таким образом спрячем нашу боль за мир под замок.

Опасение причинить неприятности

Боль за мир подавляется не только из-за смущения и чувства вины, но также и сострадания. Мы не хотим обременять наших любимых, наоборот, мы хотели бы оградить их от страданий, которые можем им причинить. Не желая, чтобы они волновались, мы сосредоточиваем свое внимание на повседневных делах. Для родителей это психологическое бремя особенно тяжело. Мы не хотим, чтобы наши дети были обеспокоены или напуганы, поскольку процессы их роста и обучения и так достаточно сложны. Наше глубокое желание не причинять им вреда может заставить нас попытаться защитить их от понимания и осознания того, что происходит с нашим миром.

Опасение показаться непатриотичным

Любовь к своей стране заложена в большинстве из нас глубже, чем это может показаться из-за выказываемых нами чувств разочарования и критики проводимой национальной политики. Эта любовь соткана из гордости и благодарности за нашу историю, героев и за саму землю. В Америке, созданной в свое время на утопических принципах, любовь к своей стране требует почти религиозной веры в предопределенность нашей общей судьбы, которая воплощает в себе осуществление всех человеческих мечтаний.

Испытывать чувство отчаяния при существующих в нашей стране условиях и при той роли, которую она играет в мире, кажется почти антиамериканским. Если мы выражаем подобные чувства, то не свидетельствует ли это о том, что у нас недостаточно жизненной уверенности, необходимой нам как нации для выживания в мире конкуренции. Многие политики хотели бы принудить нас к молчанию, к тому, чтобы мы не делились нашими страхами и сомнениями и не разрушали тем самым суть нашей национальной добродетели и нашего стремления к превосходству.

Принимая во внимание эти голоса, мы забываем о существенном элементе американского характера – способности высказываться, «говорить все, как есть». Еще во времена первых поселенцев находились те, кто отказывался молчать, те, которые вместе с Полом Ревером посылали сигнал тревоги, те, которые вместе с Патриком Генри призывали к непокорности, те, которые с Эммой Голдман, Мартином Лютером Кингом и бесчисленным множеством других людей своими откровенными высказываниями дали шанс будущему. Большинство этих людей подвергались критике современников и обвинениям в непатриотизме, но теперь мы понимаем, какую жизненно важную роль они сыграли в истории.

Опасение показаться слабым и чувствительным

Многие из нас воздерживаются от выражения своей глубокой озабоченности судьбой мира, чтобы не создавать впечатления, будто мы являемся рабами собственных чувств. На протяжении столетий преобладающая мужская культура белой расы отделяла рассудок от эмоций. Полагая, что реальность можно постичь «объективно», она отдавала приоритет аналитическим операциям сознания и недооценивала «субъективный» мир эмоций и интуиции. Несмотря на то что глубинная психология и теория систем давным-давно доказали порочность концепции «объективности», старые привычки дают о себе знать. Эмоционально окрашенные реакции воспринимаются как признак слабости, а невозмутимость как свидетельство силы. Многие из нас, выросшие и живущие в доминантном обществе, прячут свою боль за мир даже от самих себя. Мы часто (особенно в деловых ситуациях) опасаемся, что, выразив или хотя бы косвенно указав на нее, мы окажемся в глазах общества нестабильными и ненадежными элементами. При существующих ныне условностях мужчины мучаются боязнью показаться более слабыми и чувствительными, чем женщины, но и те, в свою очередь, не свободны от этих чувств. Они часто воздерживаются от высказывания своих опасений, чтобы избежать покровительственного отношения к себе «как к женщине».

Вера в обособленное «я»

Невозможно признать свою боль за мир, если мы, в сущности, рассматриваем себя отдельно от него. Индивидуалистические предрассудки западной культуры заставляют нас мыслить таким образом. То же самое утверждает и общепринятая аналитическая психология, полагая, что нами движут инстинкты борьбы и выживания, а наши страдания коренятся во внутренних психических дисбалансах. Психология и по сей день является наукой об отдельной душе. Несмотря на то что в последние десятилетия все больше внимания уделяется семейным отношениям, причиной их нарушения продолжают считать в основном саму семью, в то время как социальная, политическая и экологическая системы, в которых функционирует семья, почти полностью игнорируются.

Таким образом, люди приходят к заключению, что их чувства отчаяния, гнева и страха за мир являются лишь отражением их собственных внутренних проблем. Если все наши побуждения эгоистичны, то наша скорбь о состоянии всего мира выступает как аномалия, как сигнал о каком-то персональном неврозе, результате детской травмы или остаточного стресса, вызванного отношениями с родителями и спроецированного на все общество. Таким образом, мы не склонны доверять нашим чувствам, вызванным общностью с другими живыми существами, и отвергаем эти чувства, как патологические. «Даже в лечебной группе,– пишет учитель,– я перестал упоминать о своих страхах перед ядерной войной. Другие говорили мне: «Зачем ты прячешься от жизни, создавая себе эти проблемы?»

Вынужденные в силу определенных условий воспринимать серьезно только те чувства, которые имеют отношение к нашим личным нуждам и потребностям, мы с трудом верим, что действительно можем воплощать страдания всего общества, всей нашей планеты и что это страдание реально и обоснованно.

Страх перед беспомощностью

Возможно, наиболее распространенную реакцию на какую-либо глобальную угрозу можно выразить следующим образом: «Я об этом не думаю, потому что все равно ничего не могу с этим поделать». Данное заключение неверно с точки зрения логики, поскольку в нем перепутано то, что можно чувствовать, с тем, что можно делать, и в то же время оно трагично, ибо, считая проблему настолько глобальной, что она не поддается разумному анализу или серьезному обсуждению, мы заранее обрекаем себя на поражение, как в мыслях так и в действиях.

Сопротивление болезненной для нас информации, в основе которого лежит мысль, что «мы все равно ничего не можем сделать», проистекает не столько из чувства беспомощности (как определенной способности влиять на вещи), сколько из страха ощутить себя беспомощным.

В западной культуре превалирует эгоцентристская идея: «Я – хозяин своей судьбы и капитан своей души». Она не позволяет нам адекватно рассматривать проблемы, которые не дают забыть о том, что мы все-таки не в полной мере властны над своими жизнями. Мы чувствуем, что должны полностью контролировать наши жизни и эмоции, знать ответы на все вопросы, и поэтому склонны ограничивать сферу своего внимания теми аспектами бытия, над которыми мы, по нашему мнению, можем осуществлять полный контроль. И это становится реализацией нашего предсказания: чем уже сфера нашего внимания, тем меньше сфера нашего влияния. Мы становимся именно такими беспомощными, какими боялись стать.

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ ПОДАВЛЕНИЯ ЭМОЦИЙ

Когда Джоанна в 1978 г. впервые писала о боли за мир, она исследовала и описывала в основном случаи психологического характера. В настоящее время в силу ускоренно развивающегося, гипертрофированного общества индустриального роста в поле зрения попадают и другие факторы. Все возрастающее давление, которое корпоративная мировая экономика оказывает на индивидуумов, семьи и сообщества, а также контроль ею информационных каналов еще более усложняют реакцию людей на преисполненный боли крик Земли или просто не дают им его услышать. Почему же так получается?

Средства массовой информации

Доступ к информации о том, что происходит с Землей, сегодня гораздо более ограничен, чем 20 лет назад. В связи с тем, что корпорации быстро монополизируют средства массовой информации, в эфир поступает все меньше данных о вреде, причиняемом людям и миру природы. Цензура ужесточается, не пропуская репортажи, которые открыли бы людям глаза на злодеяния корпораций и сговор политиков. В ход идет дезинформация, откровенный обман, лишь бы люди не предавали сомнению устои общественной системы, в которой они живут. Подобный контроль за средствами массовой информации держит людей в неведении относительно бедствий, которые терпит Земля, и поэтому делает их неспособными чувствовать боль за мир.

Вместо того чтобы информировать людей о состоянии планеты, подконтрольные корпорациям средства массовой информации являются «легко усваивающимся» отвлекающим, снотворным средством. В то время как экономика приобретает всемирный характер и корпорации вгрызаются во все доступные им общества, монокультура, которую они распространяют, заражает даже фермеров, ведущих натуральное хозяйство, мечтами о недосягаемом и обманчивом изобилии. Австралийский активист Бенни Сейбл показывает всепроникающую сущность этой монокультуры во время демонстраций в знак протеста против тотальной вырубки лесов, добычи урана или существования гигантских гидроэлектростанций. Он невозмутимо стоит на куче контейнеров с пометкой о наличии радиоактивности, в своем черном костюме для подводного плавания, на котором нарисован скелет и написан текст:

Потребляй
Подчиняйся
Молчи
Умри

Производственный и временной гнет

Корпоративные объединения, характерные для развитого общества индустриального роста, лишают людей рабочих мест, заставляют бороться за них и чувствовать себя неуверенно в случае, если работу удается сохранить. Им приходится халтурить, бегая с одной работы на другую, чтобы как-то просуществовать. В большинстве молодых семей обоим родителям приходится работать, чтобы оплачивать многочисленные счета. Эта гонка набирает темп и каждое мгновение, проведенное вне работы, стоит все дороже. Когда сокращаются пособия по безработице и сворачиваются программы социальной поддержки, возрастает экономическая нестабильность. Мир сужается до рамок индивидуальных и семейных потребностей. Не остается времени на то, чтобы подумать о судьбе мира. Если в конце дня и выпадает свободный час, то предпочтение отдается пиву перед телевизором, на экране которого можно лицезреть то, что нам ежедневно навязывает общество индустриального роста.

Социальное насилие

Экономические трудности, вызванные обществом индустриального роста, нарушают структуру нашего общества и порождают насилие. Действия безработной молодежи мотивированы безнадежностью, подогреты жестокостью и алчностью, которые источают средства массовой информации, и цинизмом власть имущих. Мы боимся выходить на улицы собственных городов, баррикадируем свои жилища, держим круговую оборону в укрепленных убежищах. Политики и демагоги заставляют нас в нашем разочаровании отыгрываться друг на друге, особенно на тех, кто наиболее пострадал от глобальной экономики. Мы расплачиваемся за ошибки капитализма тем, что превращаем себя и других в козлов отпущения.

Независимо от того, подвергаемся мы насилию непосредственно или нет, оно угрожает нам всем. Оно придает определенный оттенок нашей жизни, заставляет наши сердца прятаться за броней бесчувствия, которая мешает нам проникнуться болью за мир, а также блокирует осознание того, что эта боль существует в нас самих.

ЦЕНА ПОДАВЛЕНИЯ ЭМОЦИЙ

Подавление эмоций отнимает огромную часть нашей энергии и притупляет восприятие окружающего. Подавление не является местной анестезией. Если мы не будем испытывать боль, мы не почувствуем и многое другое – любовь и потери покажутся не столь глубокими, небо – менее ярким, удовольствия – пресными. Как заметил врач, работавший с ветеранами войны во Вьетнаме: «Сознание платит за свое бесчувствие к состоянию нашего мира отказом от способности радоваться и испытывать разнообразные эмоции»
Dr. R.Murphy, личное сообщение.

Подобное притупление ответных реакций на состояние мира называется психическим онемением. Роберт Дж. Лифтон, который ввел этот термин в своей работе о людях, переживших Хиросиму, теперь применяет его ко всем нам, поскольку осознает, насколько глубоко на нас повлияла глобальная угроза жизни на Земле. Поскольку это онемение проявляется как на индивидуальном, так и на общественном уровне, оно является причиной целого ряда социальных пороков нашей культуры: разобщенности и отчуждения, тенденции к бегству от реальности, вредных пристрастий, немотивированного насилия, политической пассивности, поиска виновных и козлов отпущения, подавления жизненно важной информации, снижения интеллектуального уровня, чувства беспомощности и опустошенности. В свою очередь, эти эффекты порождают нечто новое, что мы хотим убрать из нашего сознания. Этот процесс цикличен. В нем и причина, и следствия образуют порочный круг или, словами теории систем, это прямопропорциональная обратная связь.

На протяжении многих лет мудрецы пытались предостеречь нас. «Истина, которую люди способны понять только тогда, когда уже слишком поздно, состоит в том, что, чем больше вы стараетесь избежать страданий, тем более вы страдаете» (Т. Мертон). «Вы можете оградить себя от страданий в этом вы свободны но, возможно, именно это сдерживание является единственным страданием, которого вы способны избежать» (Ф. Кафка). Давайте взглянем поближе на эффекты, вызванные подавлением эмоций, чтобы понять, что каждое такое явление может стать причиной новых.

Разобщенность и отчуждение

Мы все стремимся жить двойной жизнью: в то время как внешне мы всецело поглощены каждодневными заботами, внутри нас живет смутное ощущение надвигающейся гибели. Как в любом случае проявления неискренности, это создает внутренний раскол, который вызывает сомнения в себе, приводит к тому, что мы перестаем доверять своей собственной внутренней мудрости, которая является источником творческого вдохновения и прозрения. Оторванные от собственных истоков, мы становимся объектами манипуляций для пропаганды и рекламы.

Внутренний раскол вызывает чувство одиночества. Невозможность поделиться своими глубинными переживаниями держит нас на дистанции друг от друга. Даже когда на уровне познания эти переживания кажутся истинными, нам все же трудно соотнести их со смыслом нашей жизни. Они создают такие психические диссонансы, что мы начинаем сомневаться не только в собственном восприятии, но даже в собственном здравом уме.

Таким образом, мы как бы замуровываем значительную, подлинную часть нашей личности, при этом обрывая глубинные связи с другими людьми. «Подчиняясь социальному табу на крик боли по поводу состояния мира, люди отдаляются друг от друга, как отдаляются от смертельно больных члены их семьи и друзья», – говорит теолог Харви Кокс. Поэтому большинство из нас страдают в одиночестве, сами по себе, не ведая о том, что многие переживают точно так же, будучи лишены взаимной поддержки, в которой мы все нуждаемся.

Замена модели поведения

Когда подопытным крысам угрожает опасность, они развивают бурную и бессмысленную деятельность. Точно так же поступаем и мы. На протяжении этого столетия наше общество гналось за сиюминутными удовольствиями и выгодами. Гедонизм нового типа прослеживается в нашем потреблении товаров, алкоголя и наркотиков, сексуальной культуре и в маниакальной погоне за деньгами как цели существования. Подобный гедонизм проистекает из чего-то большего, чем простой аппетит. Его безумный характер не выражает здоровой тяги к жизни, а как раз наоборот – мы сомневаемся в возможности настоящего счастья и продолжения жизни, пытаемся прибрать к рукам все, что возможно, пока это еще не кончилось. Хелен Колдикотт называет это явление «маниакальным отрицанием».

Чувства отчаяния относительно нашего мира и его будущего можно загнать в подсознание, но они снова и снова выплывают на поверхность в различных проявлениях. Они могут выражаться внешне, как протест против общества, в актах насилия и вандализма, свидетельство того – данные статистики об увеличении потребления наркотиков и числа самоубийств среди детей. Но не все проблемы можно отнести к редким проявлениям психических нарушений и злоупотреблению наркотиками; в неизмеримой степени все они связаны с нашим гневом, вызванным тем, что происходит с миром.

Обвинения и поиск козлов отпущения

Если чувство боли за мир остается неопределенным и непризнанным, неясное мимолетное ощущение угрозы со стороны чего-то непереносимого часто настраивает нас против других. Мы выискиваем козлов отпущения, чтобы свалить на них вину за наше внутреннее беспокойство. Карл Юнг называл это явление «проекцией тени».

На протяжении многих лет американцы занимались поисками преисподней в действиях русских и коммунистов, а теперь, лишенные этих недругов, мы ищем новых врагов в собственной стране, чтобы обрушить на них свои подозрения и гнев. Мы обвиняем в наших проблемах нелегальных иммигрантов, нуждающихся в социальной помощи, безработных и бездомных, а также людей, которые в той или иной степени лишены гражданских привилегий. Всплеск расистской и сексуальной нетерпимости, недавняя вспышка поджогов церковей, появление фашистской символики, преступления на почве нетерпимости, резкие обличительные речи по радио, направленные против меньшинств с «отклонениями» – гомосексуалистов, феминисток и др. – свидетельствуют о неосознанном и неуправляемом ужасе перед будущим.

Политическая пассивность

Для того чтобы приглушить живущий в нас страх, мы утешаем себя мыслью, что мы можем и должны доверять своим лидерам. «Существует глубинная, сильная и неосознанная потребность видеть в лице своего правительства могучего и мудрого защитника, – говорится в сводке Нью-йоркской психиатрической ассоциации. – Люди предаются фантазиям на тему правительства, чтобы облегчить свое беспокойство. Даже в том случае, когда правительство не в состоянии предотвратить войну, его наделяют ни на чем не основанными полномочиями. Существует также определенный эмоциональный момент в представлении о том, что, если правительство сильное и агрессивное, то гражданам нет нужды беспокоиться и проявлять собственную агрессивность»
Сообщение д-ра Л.Батлера в New York Psychiatric Association’s study of psychological responses to the nuclear threat, 1982.

Подавление боли за мир ослабляет нас политически. Изолированные друг от друга, так же как и от нашей глубинной мудрости, мы становимся покорными и послушными.

Отказ от негативной информации

Насколько сильно мы боимся, чувствуя отчаяние за мир, настолько же мы стараемся игнорировать ту информацию, которая вызывает это чувство. Люди все чаще подтверждают это: «Я больше не читаю газет. Я выключаю телевизор, когда транслируют новости. Я больше не могу, это выводит меня из себя». Мы часто отказываемся слушать даже те новости, которые могут быть приемлемы для нас, обрывая таким образом жизненно важные связи.

Понижение интеллектуального уровня

Подавление сильных эмоций вредит нашей способности мыслить, как считает психолог Томас Шефф. Оно затуманивает и восприятие, и саму мысль, делает умственные реакции менее гибкими и приводит к потере ясности интеллекта. Даже получая информацию о состоянии нашего мира, мы не обрабатываем ее достаточно тщательно, если находимся в состоянии душевного оцепенения.

Чувство опустошенности

Если у нас хватает мужества изучить доступные нам данные, то они оказываются еще более пугающими, чем большинство из нас могло бы предположить. Многие защитники мира и окружающей среды, столкнувшись в ходе своей работы с этой ужасающей информацией, несут тяжкое бремя знаний, что часто сопровождается потерей веры в свои силы, особенно когда эти люди, в ступая в тяжелые баталии, пытаются разбудить общественное мнение. И все же они рассматривают свое отчаяние как помеху в борьбе. У них нет времени предаваться слезам. Занимаясь мобилизацией общественного сознания, они не позволяют себе отдаться собственным чувствам и раскрыть глубину своих собственных страданий. Последовательное и беспрерывное подавление чувств поглощает их энергию, они становятся открытыми для горечи и депрессий, истощения и болезней.

Чувство беспомощности

Замалчивание наших переживаний о судьбе мира и живых видов вместе с разобщенностью, изолированностью и опусто-шенностью, а также недостатком знаний, являющихся результатом этого замалчивания, соединяясь вместе, приводят к чувству беспомощности. Любое отрицание, сознательно оно или нет, является отказом от наших ответных реакций. Оно относит нас к разряду жертв еще до того, как мы пытаемся изменить ситуацию.

БЕГСТВО НА СВОБОДУ

Наша боль за мир, включая такие чувства, как страх, гнев, скорбь и вина, которые мы переживаем по отношению к состоянию Земли, является не просто пронизывающей. Это естественное и здоровое чувство. Она становится патологией только тогда, когда ее не понимают и подавляют. В этой главе мы рассмотрели, как легко наши чувства подавляются в рамках современной культуры и какую цену мы за это платим.

Мы не сможем вырваться из этих сетей отрицания, лишь стиснув зубы и пытаясь стать более благородными и мужественными гражданами. Мы не пытаемся восстановить нашу страсть к жизни, нашу врожденную способность к творчеству, критикуя самих себя и сурово прикусывая верхнюю губу, как если бы мы находились в строю. Подобная модель героического поведения выработана мировоззрением, которое и дало нам общество индустриального роста.

Наиболее примечательной чертой данного исторического момента на Земле является не то, что мы приближаемся к уничтожению мира – мы уже достаточно долго находимся на этой стадии. Этот момент является началом нашего пробуждения ото сна, длившегося тысячелетия, начало установки новых отношений с миром, с самим собой, друг с другом. Это новое отношение к действительности делает возможным Великий поворот. В гл. 1 мы описали его как третий и основной этап глобальной революции, который так же важен для возникновения жизненно устойчивого общества, как ступица для вращающегося колеса.

Этот новый взгляд на мир, если у нас хватит мужества осознать его скрытый смысл, позволит нам заново понять и ощутить те жизненные переплетения, в которых мы существуем. Он делает для нас доступными безграничные самоорганизующиеся силы мирового разума, который вызвал нас к жизни из космических газов и доисторических морей. Он возносит нас к более широкому кругу личной принадлежности, в котором переплавляются все наши эгоцентристские представления. Этот взгляд на мир позволяет нам с уважением отнестись к собственной боли за судьбу планеты и дает понять, что это путь к участию в оздоровлении мира. Групповая работа, проделанная за последние 20 лет и описанная в этой книге, основывается именно на таком мировоззрении.

Но гораздо более важным, чем все наши идеи, для Великого поворота являются те любовь и мужество, с которыми мы осмеливаемся взглянуть на мир и увидеть его таким, каков он есть на самом деле.

И я пойду с тобой
К местам нашего позора:

К холмам с вырубленными деревьями, болотным травам,
Покрытым нефтяной пленкой и нечистотами;

К темным берегам океана, отравленного химикатами.

И я встану рядом с тобой в безлюдных, обожженных местах,
В изуродованной пустыне, где почва больше никогда ничему не подарит жизнь,

В медленно тлеющих полях; где корни чолья и чапарели
Корчатся в подземных взрывах.

И я возложу свою руку на них возле твоей,
И я возьму тебя за руку и пойду рядом с тобой

Через возделанные поля и ряды свежих овощей,
Присыпанные радиоактивным пеплом, через тьму урановых
Шахт, спрятанных в недрах священных пурпурно-золотых гор;

Мы вдвоем будем вслушиваться в сквозняки больничных коридоров
И услышим в крике шахтера полузабытое имя его матери,

Произнесенное на языке боли.
Я буду стоять рядом с тобой в лесу,

Когда он будет умирать
Под вой полицейских сирен, в ветре, поднятом вертолетами.

И мы в последний раз увидим предсмертную дрожь света меж листьев.
О, с какой любовью я коснусь каждого
израненного места.

Анита Бэрроуз
Barrows A. Psalm (Из неопубликованной рукописи «We Are The Hunger», 1998).