Предисловие Молли Янг Браун

Впервые я встретила Джоанну Мэйси в 1987 г. на собрании организации «Интернациональная помощь», основанной друзьями и коллегами Джоанны, которые хотели исследовать психологические и духовные аспекты проблем современности, чтобы помочь людям в их реакции на угрозу нашему общему выживанию. Меня очень заинтересовал процесс «отчаяния и восстановления», практикуемый этой группой, поскольку он показался мне совместимым с психосинтезом и глобальной межличностной психологией, которую я изучала и преподавала с 1971 г.

Мое уважение к Джоанне еще более возросло после зимнего семинара 1991 г., во время которого я познакомилась с ее взглядом на проблему контроля за ядерными вооружениями. Эта работа представлялась мне особенно необходимой в силу того, что мое детство прошло в «атомном городе» Лос-Аламос (Нью-Мексико); я чувствовала нечто вроде кармической связи с проблемой радиоактивных материалов и начала работать над проектом по контролю за ядерными вооружениями, организованным Джоанной. Я пришла к убеждению, что Джоанна именно тот учитель и наставник, в котором я нуждаюсь, поэтому, когда следующей осенью я начала учиться в школе Старр Кинг в аспирантуре при Теологическом союзе в Беркли, я также записалась в класс Джоанны по глубинной экологии. И я не разочаровалась. Учение Джоанны еще глубже вовлекло меня в мир системной теории, глубинной экологии и гражданского буддизма (каждое из которых какое-то время очень меня интересовало) и помогло разглядеть в них общие черты. Я также углубила свою концепцию в книге, которую завершила в этом году: «Развитие целостности: реализация личности на планете, подвергающейся опасности» (San Francisco: Hazelden/Harper, 1993).

Вскоре мы уже работали вместе, редактируя (в сотрудничестве с Венди Осер, Фрэном Мэйси и др.) три наиболее существенных аспекта «Форума по контролю за ядерными вооружениями», а также вели годичный курс по прикладной теории живых систем в Калифорнийском институте интегральных исследований. Я начала проводить семинары, пользуясь своими связями в мире психосинтеза, и вскоре разработала курс по системному мышлению в Университете им. Дж.Ф.Кеннеди в Оринде, Калифорния.

Когда Джоанна предложила мне стать соавтором этой книги, я ухватилась за возможность соединить и выразить мою любовь к творчеству, к этой работе и этой женщине. Джоанна, как пишет Мэтью Фокс во введении к изданию на английском языке, обладает пророческим голосом и способностью передавать его другим. Работая с ней над этой книгой, я смогла развить свой собственный голос, пробудить свое мужество, чтобы говорить и действовать от имени земли, то, что я пыталась сделать всю свою жизнь в различных ситуациях и областях исследования.

Я хотела бы немного рассказать об истории своей жизни, чтобы читатель понял, чем меня привлекает эта работа. Детство, проведенное в Лос-Аламосе, дало мне возможность на собственном опыте и в большом объеме познать то, что историк Ханна Арендт называла «банальностью зла». Большая часть моей взрослой жизни ушла на то, чтобы уяснить, насколько глубоко укоренились идеи доминировавшей там научно-военной культуры и каким образом добрые и любящие люди могут причинять такой огромный вред.

Лос-Аламос расположен в лесистых горах на севере штата Нью-Мексико, так что все мое детство прошло в окружении природы. С самых ранних лет я играла, устраивала пикники и проводила уик-энды на природе, а потому у меня установилась прочная связь с деревьями, горами, реками и животными. Латиноамериканская и индейская культуры этого региона также оказали на меня свое тонкое воздействие. Однако моя семья принадлежала к здешней научной среде (хотя мои родители не были учеными), поэтому я научилась молиться как христианскому Богу, так и Богу науки. Помню, как в семейный день открытых дверей нас пустили в лабораторию – это была редкая возможность проникнуть за проволочные ограждения и увидеть хотя бы небольшую часть того, чем они там занимались. Я была зачарована аппаратурой, множеством камер, ускорителями, ящиками для перчаток и тканями, которые изучались под микроскопом. Я решила, когда вырасту, стать ученым. Я хотела иметь доступ к сокровеннейшим тайнам всего мира.

Я также узнала, что существует такая вещь, как правильное мышление – «логическое», «рациональное», подтвержденное данными науки и соответствующее определенным параметрам. Явления, которые не поддаются измерению и воссозданию в лабораторных условиях, скорее всего, вообще не существуют. Но и в этом случае приходилось защищать свои гипотезы и догадки от жесткой (и часто враждебной) критики других ученых. Я узнала, что чувствам и фантазии нет места в научном мышлении, а поэтому лучше всего воздерживаться от их обсуждения. Чувства и мечты могли найти свое место в компании подружек и не имели права существовать в мире взрослых. Почти пятьдесят лет спустя, в начале 1996 г., в своем собственном «поиске озарения» я четче, чем когда либо уяснила, как эта «целенаправленная рациональность» (как назвал ее Грегори Бейтсон) исказила врожденное нравственное чувство обитателей Лос-Аламоса и заставила их причинить невероятный вред всему миру. В конце концов я смогла прорваться через собственное отрицание сообщества, в котором я выросла и признать, с какой силой все это влияло на мою личность в детстве. Во время поиска озарения у меня началась судорога в животе, возможно, это объяснялось постом; я вспомнила, что у меня в детстве часто болел живот и я проводила много времени в медицинском кабинете, особенно в детском саду и в первом классе. Я сконцентрировалась на моих нынешних ощущениях дискомфорта и боли, поскольку они казались мне очень похожими на то, что я ощущала в детстве. Я поймала себя на том, что задаю себе вопрос: «В чем же секрет? Что же это за глубоко скрытая травма, от которой я защищала себя всю свою жизнь?» И неожиданно мне все стало ясно.

Моя семья переехала в Лос-Аламос через несколько месяцев после бомбардировки Хиросимы и Нагасаки в 1945 г. Теперь я верю в то, что, подобно всем маленьким детям, я чувствовала, тогда, что происходит что-то страшное. Я, несомненно, слышала и новости по радио и разговоры о бомбах, Хиросиме и Нагасаки. Я, должно быть, знала, а, возможно, и чувствовала физически, что люди в Лос-Аламосе имели отношение к тому, что там случилось. Я знала, что весь городок существует лишь для того, чтобы обслуживать лабораторию, в которой занимались исследованием ядерной энергии, и, в первую очередь, изобретением ядерного оружия, и я инстинктивно чувствовала, что эта работа приводит к чему-то плохому. Даже пропаганда «мирного атома», которая была очень популярна в Лос-Аламосе в 50-х годах, являлась лишь извращенным самооправданием основной деятельности лаборатории – изобретения оружия массового уничтожения. Польза от деятельности лаборатории могла бы быть извлечена и другим путем. Она не компенсировала вред, причиненный ею. Будучи ребенком, я «знала» все это на глубоком подсознательном уровне.

И все же от всех авторитетных людей, окружавших меня во всем этом сообществе, я выслушивала лишь рациональные объяснения, оправдания, ложь и обман. Ведь мы были особыми людьми, выполнявшими очень важную специальную работу и огражденными от остального мира стенами с закрытыми воротами. Даже испытывая определенную гордость от самого названия «атомный город», я чувствовала в глубине души смятение и боль , когда думала об его предназначении. И хотя я никогда сознательно не размышляла об этом противоречии, я все же носила его в себе, особенно в своей пищеварительной системе. Я не могла его переварить. Но в то же время, будучи послушным ребенком, я не могла и говорить о нем. Как могла я позволить себе осознать то, что милые, добрые люди, которых я любила и которыми восхищалась, были вовлечены в разрушительную деятельность, в чем они не отдавали отчета даже самим себе? Как могла я предать сомнению миф моего общества?

Я могу снова и снова проигрывать в своей голове «рациональные» оправдания, и они до сих пор способны смущать меня. «Мы должны были изобрести атомную бомбу, чтобы опередить нацистов», а после поражения Германии: «Мы должны были остановить японцев». Мы все слышали оправдания по поводу бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, и тем не менее большинство из нас по-прежнему глубоко переживает из-за массовых страданий, причиненных этим «оправданным» действием. Я вспоминаю беседу, которая состоялась у меня несколько лет назад, в период гонки вооружений, с одним из моих друзей, физиком-ядерщиком из Лос-Аламоса. Он жаловался на то, что участники движения за замораживание ядерных вооружений ведут себя «слишком эмоционально». Я довольно резко ответила ему, что не могу себе представить, как можно вести себя не эмоционально, если жизни твоих детей и всему, что ты любишь, угрожает опасность. В Лос-Аламосе подобные эмоции почему-то оказались под запретом. Эмоции могут подвергнуть сомнению рациональный тип поведения, искусно оформленный разумом. Лос-Аламос – это не единственное место, где зло отрицается и маскируется тщательно разработанными «рациональными» оправданиями. Вся современная экономическая структура принимает участие в этом самообмане, поскольку мы игнорируем и скрываем огромный вред, причиняемый нами окружающей среде, нашим меньшим братьям и угнетенным народам, как во всем мире, так и в нашей собственной стране. Как пишет Эд Эйерс, редактор журнала «Мировой наблюдатель», в недавнем выпуске:

«В нашем мире наибольшие разрушения не являются результатом деятельности тиранов-психопатов или террористов. Они производятся самыми обычными людьми – законопослушными прихожанами церквей, высокоморальными семьянинами, которые обожают свои спортивные автомобили, гамбургеры и круизы во время отпуска, находящиеся в неведении относительно того, откуда эти удовольствия берутся и какова их настоящая цена. И не ведомо им не то, сколько они стоят в магазине, а цена, в которую входят неучтенные эффекты их производства и эксплуатации».

Жизнь в подобном обществе порождает глубинные внутренние конфликты, однако запреты не только говорить о них, но даже просто замечать, являются трудно уловимыми, но при этом сильными и запутанными. Быть хорошим, даже «умным», означает жить в согласии с общественной ложью, подобно общему коллективному трансу, в котором пребывает вся семья алкоголика. Кроме того, соблюдая эти запреты и отрицая свое истинное внутреннее знание, чем я так долго занималась, мы причиняем себе и миру огромный вред.

Работа, представленная в данной книге, является абсолютным противоядием против коллективного самообмана нашего общества индустриального роста. Помощь Джоанне в написании ее тоже была определенным противоядием против общественного обмана моего детства и того смятения, которое я ношу с собой почти всю свою жизнь. Я глубоко благодарна за предоставленный опыт.

Я также благодарна моему мужу Джиму, нашим сыновьям Грегори и Кассиди и нашим друзьям за ту поддержку, которую они мне оказывали. Я благодарна нашему редактору и издателю Крису Планту за его терпение и дальновидность. И, наконец, я благодарю всех коллег, которых я встретила за годы работы над этой книгой и которые вдохновили меня на этот труд, за их добрую волю.