Суть да дерево….

В начале августа состоялся пресс-тур в Кургальский заказник, с тем чтобы журналисты получили наглядное представление о состоянии и использовании леса на данной территории. Однако по ходу поездки создалось впечатление, что настоящая цель была иной — создать благоприятный имидж областного государственного учреждения (ЛОГУ) «Ленобллесхоз». Дело в том, что весной этого года ему был передан в числе других и Кингисеппский лесхоз, включающий в себя заказник.

СПАСТИ ДРОВА

Де-юре Кургальский заказник перешел под протекторат Ленинградской области с 1 января 2007 года, когда начал действовать Лесной кодекс. Де-факто же область приступила к управлению своими зелеными массивами только в середине мая, после выделения субвенций из федерального бюджета. Примерно в это же время, судя по сообщениям в прессе, на территории заказника начались массовые браконьерские вырубки леса. Скандал был спровоцирован многочисленными сообщениями экологов из организации «Зеленый мир». Однако и жители этой части Кингисеппского района, обеспокоенные судьбой заказника, не устают писать жалобы во все инстанции. Более того, по их словам, рубкам предшествует пожар, вернее поджог, чтобы потом можно было безнаказанно спилить под видом «санитарных рубок». По мнению заместителя главы МО «Куземкинское сельское поселение» Веры Смирновой, поджигателей — мальчишек из прилегающих к заказнику деревень просто подкупают. И вот здесь возникает резонный вопрос: зачем и кому это выгодно? То, что пытались показать журналистам, вызывало легкое недоумение: обширная территория, заросшая травой, из которой торчали пеньки. При этом наблюдательный человек легко приходил выводу, что обгоревших делянок, свидетельствующих о пожаре, было до неприличия мало. Представители областного отделения Росприроднадзора уверяли — если не убрать «подпорченный огнем лес», то размножатся насекомые-вредители, которые все и пожрут. Да и сам горелый лес никуда не годится — теряет прочность, мертвеет, а потому и годен разве что на дрова. А посему надо рубить и дальше. Обижены были чиновники и на публикации, где сообщалось, что за несколько месяцев в заповеднике вырублено под корень 3000 гектаров. Помилуйте, еще только хотят рубить, всего-то 2000, и то только потому, что пожаром попорчены. Надо сказать — маловато будет. В собственном распространенном пресс-релизе областники уверяли, что в прошлом году 70% «площадей Кургальского полуострова (а он практически весь входит в заповедную зону)… пройдены лесным пожаром и подверглись сплошному ветровалу…» А значит, по логике именно столько процентов древесины должно быть вырублено и вывезено. Любопытно, что от прописанной в официально распространенном документе цифры, в устных разговорах областники от нее всячески открещиваются. «Непонятно, откуда она взялась, — говорит директор фонда «Леноблприрода» Александр Лисицын. — Площадь заказника 59950 гектаров, испорчено примерно 2000 гектаров — явно не 70%». По версии господина Лисицына получается, что от огня пострадало всего-то три с небольшим процента леса. Это, конечно, тоже очень плохо, но на катастрофу явно не тянет. При таком раскладе можно предположить, что и шумиха вокруг Кургальского заказника устроена неспроста. И она может быть одинаково выгодна в качестве PR-акции как самим экологам, поднявшим в прессе скандал по этому поводу, так и… правительству Ленобласти.

ТОКМО ПОЛЬЗЫ ДЛЯ

Однако и неизвестно откуда появившаяся цифра, подтвержденная потом в областных документах, и возможное непонимание экологами лесной специфики не отменяют возможные злоупотребления в пользовании заповедным лесом. Алексей Томилин, специалист по охране окружающей среды и рациональному использованию природных ресурсов, уверен, что лес, вырубленный из-за низового пожара, вполне можно использовать в любых отраслях лесной промышленности. А член делегации доктор биологических наук Анатолий Грязькин предположил, что по уцелевшим деревьям можно говорить именно о низовом пожаре. Однако факт нарушений использования леса Кургальского заказника установить крайне сложно. До сих пор никаких караемых законом нарушений не выявлено.Возможно, это связано, как всегда, с белыми пятнами в самом законодательстве. Например, решение о рубках после пожара принимает один-единственный человек — лесопатолог. И только потом акт согласуется с Росприроднадзором. То есть решение о «вале по плану» принимают фактически два человека. В случае с заказником, по мнению Александра Лисицына, согласовывать рубку необходимо с зоологом и орнитологом. Ведь спиленный лес — это потеря территории обитания животных и птиц минимум на 60 лет. Природный заказник не должен вызывать промышленный интерес. Но, как видно, вызывает. Новый директор лесхоза Олег Ходотов, хотя и неохотно, но признает, что покупатели забирают древесину прямо с территории хозяйства. И самое главное, спрос на нее до сих пор превышает предложение. Прямую выгоду от рубок имеет в первую очередь подрядчик. На территории Кургальского заказника это фирма «Фактор», нанятая руководством лесхоза для выполнения всех видов лесорубочных работ. По словам директора фонда «Леноблприрода» Александра Лисицына, сотрудников лесхоза иной раз невозможно заставить рубить лес, поскольку это прямые убытки. Списанным же лесом коммерсанты распоряжаются по своему усмотрению. Остается только удивляться. Если «сгоревший и поваленный лес» приносит убытки, то почему «Фактор» до сих пор не разорился? Неужели нынче продажа дров является столь прибыльным бизнесом? А с другой стороны — почему лесников, теперь получающих зарплату от области, невозможно заставить выполнять свои прямые обязанности, а долги относить на счет регионального бюджета и полученных из федерального центра субвенций? Антон Чигринев Наша версия в Питере