Ограничение гражданских свобод в России приобретает системный характер

Юрий ШМИДТ: «Мы еще будем вспоминать «сурковскую» эру как период почти полной свободы»
Адвокат Михаила Ходорковского, председатель Российского комитета адвокатов в защиту прав человека — о ситуации в законодательной сфере России.

Адвокат Михаила Ходорковского, председатель Российского комитета адвокатов в защиту прав человека — о ситуации в законодательной сфере России

— Юрий Маркович, 21 сентября депутаты ГД приняли в первом чтении поправки к статьям 275 УК «Государственная измена» и 283 УК «Разглашение государственной тайны».Как вы квалифицируете концентрацию внимания на «шпионских» законах?

— Мы наблюдаем удивительное явление: депутаты принимают законы, которые посвящены исключительно сокращению поля гражданских свобод. Это и избирательное законодательство, и законы о митингах, клевете, разглашении государственной тайны. Перечисленные законы пластично вписываются в задачу, которую явно поставила перед собой Дума. Или кто-то поставил перед ней.

Скорее всего, мы будем «счастливыми» свидетелями дальнейшего появления на свет подобных документов. К примеру, уже начато обсуждение закона об интернете… Все это вместе взятое свидетельствует о том, что власть решила усилить свой атакующий потенциал. Вместо того чтобы искать контакты с оппозицией, она взяла курс на жесткую конфронтацию. Причем не останавливаясь перед такими катастрофическими последствиями, как углубление уже ставшего реальным раскола общества.

— Создается впечатление, что в законодательном поле разворачивается некая спецоперация…

— Совершенно верно. Например, в чем я вижу основной смысл принятия законов, связанных с уголовной ответственностью за «государственную измену»? По этой статье судили Александра Никитина, Григория Пасько, Валентина Данилова, делами которых я либо непосредственно, либо как консультант занимался. Могу свидетельствовать: ФСБ не скрывала раздражения от неудачных, с их точки зрения, формулировок диспозиции статей о государственной измене, шпионаже и разглашении государственной тайны. Например, в них не было установлено ответственности за сотрудничество с международными организациями, а в деле Никитина выдача «государственной тайны» была осуществлена, по версии следствия, именно международной экологической организацией. Ну и так далее.

Если в законе имеются какие-то нормы или статьи, мешающие проведению запланированных репрессий, то существует несколько вариантов действий властных структур. Легитимный — скрупулезно доказывать все элементы существующего состава преступления, «облегченный» — игнорировать положения закона и уж совсем идеальный — просто изменить статьи УК, убрав все «неудобные» моменты. Поскольку в России независимой законодательной власти нет, Лубянка без проблем добивается внесения удобных для нее изменений. Сегодня законы о государственной измене и разглашении государственной тайны максимально расширены. Теперь уже трудно представить, какие действия не влекут за собой уголовной ответственности.

— Скажем, если теперь россиянин решит пообщаться с представителями Гринписа или «Беллоны» и, не дай Бог, перевести на их счет 100 рублей в качестве пожертвования, это может быть рассмотрено как измена Родине?

— Формально получается так.

В свое время Александру Никитину повезло. После его ареста в 1996 году Борис Ельцин пообещал не вмешиваться в ход дела. И я заверяю: администрация президента, несмотря на все попытки ФСБ оказать через нее давление на суд, была совершенно нейтральна. Что в значительной степени определило позитивный исход этого уникального дела.

Сейчас ФСБ обретает былое могущество, но, судя по всему, ее потенциал кое-кто считает недостаточным. И, как положено в стране, в которой между властями отсутствует реальный баланс, нет независимого парламента и независимого суда, каждая из существующих «силовых» структур стремится захватить побольше власти. В том числе и путем отвоевания себе нового пространства через принятие законов.

Кроме того, «под ковром» идет борьба между силовыми структурами. МВД конфликтует со Следственным комитетом, последний — с прокуратурой, ФСБ с ними обоими и с ФСО. Каждое ведомство стремится доказать свою полезность, показать, что если что-то получается недостаточно эффективно, то только по той причине, что этому ведомству не хватает полномочий. А новые полномочия — это новый фронт работ, увеличение бюджетных поступлений, расширение сферы влияния, чины, награды.

Государство, где силовые структуры, по сути, бесконтрольны и каждая действует в своих интересах, обречено на правовую вакханалию, спецоперации в законодательном поле, сокращение гражданских свобод.

Вообще вся история советского КГБ сводилась в основном к тому, что чекисты грубо фабриковали дела, которые сами же потом «с успехом» расследовали. В случае с Никитиным мы доказали, что это дело изначально представляло собой большую провокацию. Лубянка с первого дня сотрудничества Никитина с Bellona знала об этом, знала о том, что он звонил своему учителю Артеменкову, рассказал, какой проблемой занимается. По телефону — тогда еще без компьютера — обсуждались все вопросы с соавторами в Мурманске, Осло, обсуждались варианты доклада об источниках ядерного загрязнения на Северном флоте. И все эти записи потом фигурировали в качестве «доказательств измены» на суде, то есть изначально имелись в распоряжении ФСБ.

Был момент, когда в Мурманск из Осло прибыл Томас Нилсен на итоговую встречу с соавторами. Она проходила под полным контролем ФСБ. Но только после того, как Нилсен вернулся в Норвегию с ноутбуком, в котором находился тот самый доклад, сразу в нескольких российских городах, по-моему, одновременно по 16 адресам, началась грандиозная операция с обысками, изъятием вариантов доклада.

— Вы считаете, возможность вывезти документ была предоставлена преднамеренно?

— Абсолютно! Они многократно могли эту работу предотвратить и, если действительно были уверены, что готовится государственная измена, были обязаны это сделать. Здесь же участникам дела, каждый шаг которых отслеживался, была предоставлена возможность вывезти документ с «гостайной» за границу. ФСБ с нетерпением дожидалась этого момента. И как только это состоялось, они возбудили давно планируемое уголовное дело и тут же доложили о его раскрытии.

— Зачем?

—Чтобы не допустить продолжения разрядки и снижения напряженности в мире, а значит, уменьшения своего значения и, возможно, урезания полномочий. Вспомните, это было время, когда Андрей Козырев — тогдашний министр иностранных дел РФ — поехал в Норвегию (член НАТО, между прочим), где им был подписан всеобъемлющий меморандум о сотрудничестве, в частности, в сфере утилизации ядерных отходов. И это дало мне основание заявить тогда, что ФСБ в этом деле проводила самостоятельную политику — антироссийскую и антипрезидентскую. Потому что возбуждение уголовного дела практически одновременно с подписанием меморандума сильно нивелировало успех этого документа. Что, безусловно, не способствовало снижению напряженности в отношениях между нашими странами. Равно как и арест Никитина, который специально откладывали до визита Ельцина в Норвегию (против обыкновения его арестовали спустя полгода после возбуждения дела, буквально за две или три недели до поездки президента России). То есть это был удар, в значительной степени торпедирующий возможные положительные результаты этой поездки.

— Если вернуться к законодательству, то не кажется ли вам, что подобного рода законы можно рассматривать как удар по горизонтальным связям в обществе?

— Скорее всего, это так. Вы, наверное, заметили, что в последние несколько месяцев, я бы сказал, с момента прихода Вячеслава Володина на главную идеологическую должность в Кремле, изменился вектор государственной пропаганды. Не говоря уж о ее резком усилении. Сегодня нормой стали попытки подвести под умаляющую права человека законодательную деятельность Думы «легитимную» базу со ссылками на якобы аналогичные законы других (демократических) стран. При этом законотворцы не стесняются грубейшего искажения фактов. Мы еще будем вспоминать «сурковскую» эру как период почти полной свободы…

Например, в «замечательном» законе о регистрации НКО в качестве иностранных агентов инициаторы ссылаются на закон США от 1938 года, где практически все другое: повод, обстоятельства, цель, люди, само понятие «агент». В русском языке это слово обозначает либо физическое, либо юридическое лицо, «действующее по поручению, в интересах кого-либо, а также секретного или кадрового сотрудника спецслужб». Какое отношение к такому определению имеют российские НКО? К тому же никто не отменял 4-ю часть ст. 13 Конституции РФ, которая гласит, что «общественные объединения равны перед законом». Кто разрешил дискриминацию НКО?

Но они считают себя достаточно сильными и никого и ничего не боятся — ни суда в своей стране, ни нового «Нюрнбергского процесса». И надо сказать, что сегодня они, действительно, умело раскалывают оппозицию, затыкают все щели, через которые свободная информация может относительно беспрепятственно циркулировать и внутри страны, и в глобальном масштабе.

Когда насаждается тотальная пропаганда, обращенная на десятки миллионов человек, не прикасающихся к компьютеру, не выходящих в интернет, любые сомнительные приемы проходят.

Ссылка на источник